Ногтем правого указательного Танада постучал по стеклянному циферблату часов. Это были дорогие механические часы «Пилот» марки Аристо, модель 1999 года в корпусе из нержавеющей стали. Часы подарила жена Танады примерно через месяц после переезда в США. В комплект входил жесткий черный кожаный ремешок. Стрелки замерли на отметке «5:30». Видимо, кончился завод.
— Лизз, что там с техниками?
— Обещали явиться в течение получаса, - ответила секретарь.
— Спасибо.
Кондиционер сломался сегодня утром. Духота в кабинете стояла нестерпимая - распахнутое настежь окно не спасало. Ветра не было, не было даже ветерка. На лбу выступили капли пота - горячие и липкие. Починить кондиционер Танада мог сам - легко и быстро, без посторонней помощи. Не стал. Директора, легко и быстро чинящие кондиционеры без посторонней помощи, как правило, вызывают в сотрудниках определенные опасения насчет их, директоров, профпригодности. Директор - это не только индикатор социального статуса; директор - это обособленный биологический вид; чей долгий, тернистый путь эволюции от мелкого клерка до счастливого обладателя просторного кабинета с собственным диваном вынудил его растерять множество полезных в быту, но в общем-то совершенно бессмысленных навыков - умение заваривать кофе, чинить кондиционеры и вызывать в людях чувство хотя бы видового родства. Диван в кабинете Танады, между прочим, действительно был. Кожаный, большой и мягкий. С пятью подушками. Капли пота медленно стекали по вискам. Рубашка липла к спине. Танада облизнул губы. Азраэль молчал. Уж ему-то, первородному архангелу Господню, никакие перепады температур страшны не были и, само собой, не мешали ничуть. Мешали они Танада Рюдзи - ярому традиционалисту, которого даже соседство с первородным архангелом Господнем не могло разуверить в необходимости при каждом скачке температуры на два-три градуса вверх от нормы ожесточенно и как-то почти самозабвенно потеть. Потеть, догадывался Азраэль, Рюдзи нравилось. Он по-прежнему чувствовал себя настоящим, по-прежнему чувствовал себя живым. Азраэль не возражал. Потели оба.
И оба еще разок постучали ногтем по циферблату. Ничего.
Гибель Аманды Уйатфилд, успевшая мелькнуть в утренних сводках, новостью для Азраэля не стала. Аманду Уйатфилд он инициировал лично пару недель назад - связь между ними была крепкой: такой, какой могли похвастаться далеко не каждые учитель и ученик. Аманда - 20-летняя девочка из образцово-показательной американской семьи - одной из тех семей среднего класса, пик благополучия которых приходится на покупку дома с тремя спальнями, своевременное заполнение налоговой декларации и выигрыш в конкурсе на самый оригинально украшенный дом с тремя спальнями к Рождеству, потомком оказалась посредственным, тем не менее, перспективной была. И она была его, Азраэля, ученицей. Танада прикрыл глаза.
— Такие дела, - сказал Азраэль в ночь инициации Аманды Уайдфилд, складывая за спиной огромные серебристо-черные крылья. Кончики маховых перьев правого крыла едва заметно дымились. Представая перед девушкой во всей красе архангел Господень слегка перестарался - крыло задело осветительный прожектор, электрический разряд заставил ангела поморщиться, перья вспыхнули.
— Такие дела, - повторил Азраэль. Лицо Аманды Уайтфилд сделалось совершенно белым. В студии они были одни. - Подпали ангела и запахнет курицей, - ободряюще улыбнулся Абаддон.
Это исключительно важно - найти общий язык с потомком. А что гораздо важнее - убедить потомка в своих исключительно добрых намерениях. То, что вызывает улыбку, уже не способно вызывать иррациональный, леденящий душу страх. Пожалуй, это правило, подумал Рюдзи, следовало бы взять на заметку иным директорам. Собственное крыло Азраэль подпалил сам. Через силу Аманда улыбнулась. В конце концов общий язык они нашли.
Духота стояла нестерпимая. Техники запаздывали. Зато подоспела полиция.
«Хорошо», - кивнул Абаддон.
«Да», - согласился Рэй.
— Я знаю, детектив, - кивнул Абаддон, поднимаясь на ноги. Гость, напротив, сел. - Профессия обязывает быть в курсе событий. И по мере сил опережать конкурентов на шаг. Лучше - на два. Скажу честно - трагедия, притом ужасающая трагедия. Я в вашем распоряжении, детектив, - добавил Танада и протянул руку для пожатия.
Стрелки дорогих часов «Пилот» марки Аристо в корпусе из нержавеющей стали замерли на отметке «5:30». 5:30 утра - время смерти Аманды Уйатфилд, о чем, должно быть, не знал детектив Дениел и о чем не имел права забывать Азраэль, первородный архангел Господень, здесь и сейчас - командир небесных легионов непревзойденный в своей жестокости Губитель-Абаддон.
Часы марки Аристо, понимал Танада, едва ли когда-нибудь удастся завести. Стрелки оцепенели намертво.

— Ценю ваше рвение, - кивнул Танада, возвращаясь в кресло. - Встретить сегодня человека, увлеченного своим делом, - редкость. С бóльшим успехом я мог бы попытать счастье и пригласить на завтрак неандертальца - смею уверить, количество неандертальцев в современном мире значительно превосходит количество увлеченных своим делом людей. Мы становимся чудовищно равнодушными, жаль. Не будете против, если я закурю?
Откровенно говоря, никакое разрешение Абаддону не требовалось. При желании он мог спалить квартал. Тем не менее, широко известная миру какая-то противоестественно-болезненная вежливость, в одинаковой мере свойственная всем представителям японской нации в независимости от их нынешнего места обитания, заставляла Танада Рюдзи всерьез беспокоиться вопросами обеспечения комфорта не только собственного, но в первую очередь собеседника. Вероятно, сосуд Азраэля был из тех людей, которые и под ножом грабителя перво-наперво думают о том, достаточно ли благоприятное оставляют после себя впечатление и - не приведи, вселенная - не бросают ли тень на честь и репутацию семьи. Архангела Господня формальности заботили мало, щелкнув зажигалкой, Абаддон закурил.
— Старая привычка, не могу избавиться.
Привычка на самом деле была старой. Первую сигарету - по-настоящему первую сигарету, глубоко затягиваясь, Танада Рюдзи выкурил лет в двенадцать за компанию с соседскими мальчишками. Тогда все они - и Рюдзи, и соседние мальчишки - мечтали поскорее вырасти, стать взрослыми: по извечной мальчишеской традиции во всем подражали отцам. Отцы тоже курили. Курили много, курили часто и постоянно кашляли. Лечение рака легких - смертельной болезни, какой за выдающиеся заслуги перед отечеством в обязательном порядке награждал каждого третьего работника городской нефтехимический комбинат - удовольствием было дорогим, если не сказать - роскошью. Списать проблемы с дыханием на злоупотребление сигаретами - наоборот, ничего не стоило; вариантом было удобным, доступным и самым простым. Аманда Уйатфилд проблем со здоровьем не испытывала никогда. И трижды в неделю посещала спортзал.
— Я разделяю ваше мнение, детектив. Смерть здоровой двадцатилетней девушки не может быть случайной. Как я люблю говорить: случайности - это закономерности, произошедшие не в срок, - Абаддон улыбнулся. Забыв о температурных скачках, Рэй Танада почти перестал потеть. - Знаете, моя работа очень похожа на вашу - серьезное дело новичку не поручит никто. Аманда занималась мелочами - открытие новой дошкольной группы, освещение театральных премьер сезона и музейных экспозиций, конкурсы на лучшего преподавателя года и выставки собак - рутина, с которой не свяжется ни один уважающий себя корреспондент и без которой ни один уважающий себя репортер ни за что не станет корреспондентом. К тому же, Аманда была доброй, чуткой, ответственной девушкой - я не знаю никого, кого смог бы назвать ее врагом. Видите ли, за успехами Аманды я следил лично. Моя дочь - ее ровесница и я прекрасно знаю, как это важно для людей ее возраста - подобрать правильного наставника.
Абаддон не лгал. В случае Аманды Уйаитфилд от правильного наставника зависело не только будущее, от правильного наставника зависела жизнь. Смерть Аманды привела Абаддона в ярость. Расплавился механизм дорогих часов «Пилот» марки Аристо и едва не лишился электричества целый квартал.
— Увы, это все, чем я могу вам помочь. К несчастью, опережать конкурентов на шаг или два без чужой помощи я могу лишь в поиске последствий, для определения причин мне нужна помощь таких людей, как вы, детектив. О чем думает полиция? Не волнуйтесь, все, сказанное вами, не покинет пределов этого кабинета. Надежная репутация для журналиста - единственный билет в мир.
Вздохнув, Абаддон двумя пальцами растер переносицу.
— Прошу прощения, кондиционер сломался сегодня утром, а техники отчего-то не торопятся его чинить.

— Ради Бога, - развел руки в стороны Абаддон. - У меня на родине глубоко чтут букву закона. Я не осмелюсь препятствовать вам. По двум причинам: во-первых, в успехе расследования я заинтересован не меньше вашего; во-вторых, через час меня здесь уже не будет, а мои коллеги найдут сотню законных способов превратить ваш ордер в макулатуру. Однако должен предупредить: на многое не рассчитывайте - редкий журналист хранит свои тайны на рабочем столе.
Танада улыбнулся. Детектив Джек Дениел, по всей стати, человеком был незаурядным. Бесспорный трудоголик, вероятно, с парой-тройкой скелетов за пазухой и целым контейнером вариативной степени пренеприятности воспоминаний в личном багаже. В былые годы из таких людей получались отменные крестоносцы. Дай человеку с бурным прошлым надежду - любую надежду, самую глупую и крохотную - он твой; твой без остатка, со всеми потрохами. Все, что нужно человеку - это шанс на искупление. Каких грехов? Вопрос вторичный. Человек на то и человек - существо разумное - грехи он изобретет себе сам. Тут-то и крылось принципиальное отличие человека разумного от иных представителей - великолепных в своем многообразии - земной флоры и, собственно, фауны. Человек, понимал Абаддон, - единственное существо во вселенной, чье счастье непредставимо без сотен и тысяч ошибок, которые когда-нибудь, - а даже без разницы - выпадет столь любимый родом людским «один шанс на миллион» искупить. Все прочие существа во вселенной, помнил Азраэль, обладали куда меньшим самомнением и куда большей скромностью: для счастья, абсолютного и полного, им хватало пустяковины - самого права на жизнь.
Танада улыбался. Любопытно, что детектив Джек Дениел думал о Боге? Такие люди не бывают атеистами - слишком умны. Насколько знал Рэй Танада, большинство атеистов - люди чрезвычайно недальновидные. Они будут свято верить в любую теорию, отрицающую факт наличия «где-то там» или «где-то здесь» Господа Нашего, Отца всего сущего; теорию, пусть трижды смехотворную и лживую, просто потому что любая  отрицающая факт наличия Бога теория, как правило, основана на... арифметике. А где арифметика, там,  - кажется, - совсем не остается места для лжи. Атеистов Азраэль не любил. По счастью, детектив Джек Дениел производил впечатление человека здравомыслящего. Здравомыслящие люди не отрицают ничего. Нет пределов познанию, говорит здравый смысл.
Танада улыбался. Такие люди, как Джек Дениел, Абаддону были нужны. Его прошлый информатор в департаменте полиции - лейтенант Уильям Джефферсон - два месяца назад вышел на пенсию и теперь наслаждался печеными яблоками в пансионате для душевнобольных.
— Все в порядке, детектив, - кивнул Танада. - Недавно подхватил простуду. Внешние симптомы помогают скрыть антибиотики, а вот температуру не сбивают... Занятно, детектив Джек Дениел. Занятно - вы первый на моей памяти американец, которому пришло в голову, будто с азиатом тоже может случиться тепловой удар. В массе своей ваши сограждане считают подобных мне не совсем людьми; в массе своей ваши сограждане считают подобных мне, хм, биороботами. У роботов в свою очередь нет срока жизни, есть срок годности и эксплуатационный лимит. Не сочтите за дерзость, детектив, уверяю - мой следующий вопрос имеет прямое отношение к вашему расследованию... Вопрос такой: детектив, у вас много друзей?
Танада Рюдзи сцепил пальцы в замок. Из распахнутого окна за спиной Абаддона, поверх головы директора первой и единственной карфагенской телекомпании прямо на столешницу падали ослепительно яркие солнечные лучи.

— Вся наша жизнь, детектив, - один сплошной эффект бабочки. Никогда не угадаешь: не откликнется ли оброненный во Флориде цент крушением парома у берегов Тонегавы, - улыбаться Танада перестал. Солнце беспощадно палило. - Определить крепость взаимосвязи между количеством ваших друзей и качеством вашего же расследования, детектив Джек Дениел, предстоит вам и только вам. Притом очень скоро.
Американцы. Американцы восхищали Абаддона. От сотворения времен Земля не знала другого такого народа, который, обладая колоссальным, прямо-таки астрономическим самомнением, неугасающей страсти влюбленностью в себя, вместе с тем оставался предельно уязвим, по-детски беззащитен перед реальностью. Настоящей реальностью. Реальностью Абаддона. Американская уверенность в завтрашнем дне строилась детскими руками на Филиппинах, в Тайване, Сингапуре, Индии, Вьетнаме и Китае. Американскую гордость конструировали на заводах Германии, Франции, Японии и даже России. Американская мечта рождалась под музыку ковровых бомбежек в Дрездене зимой 1945, взрослела, набиралась сил уже в тишине атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки летом все того же 1945. «Хиросима» и «Нагасаки» - эти два слова мерцали в мозгу детектива ярче вывески над входом в стрипбар. Такой вот удивительный, парадоксальный, неповторимый народ. Все, что оставалась самим американцам - рядовым жителям - астрономическое самомнение и неугасающей страсти влюбленность в свой внутренний, лишенный аналогов мир. Когда Абаддон раскрыл перед Амандой Уаитфилд ее истинную природу, Аманда почти не удивилась. Разумеется! Американцы - избранный народ. Уникальный. Да, Аманда почти не удивилась: собственная уникальность ее не пугала, пугало другое - что делать с собственной уникальностью не мог, не представлял, не имел ни малейшего понятия ни один из граждан США. Над белизной их зубов трудились химики в Южной Корее; инновационное средство от поноса довольный без памяти тестировал в полном составе Бангладеш. Все, что оставалось самим американцам с неугасающей страсти самовлюбленностью, - наблюдать за подвигами рядовых американцев, которых - и подвиги, и американцев, - в промышленных масштабах выбрасывали на рынок Голливуд и СМИ. Американцы, увлекся глава карфагенской телекомпании, - единственный народ, который сам себя выдумал и заставил поверить в выдумку весь огромный, невыразимо огромный - Бог в свидетели - мир. Беда в том, что иллюзии - даже самые удачные - кончаются. Просто потому, что рано или поздно перестают находить себе применение, исчерпывают тот самый срок годности и эксплуатационный лимит. Детектив Джек Дениел, похоже, об этом догадывался.
Танада Рюдзи снял пиджак.
— Моя манера речи может показаться вам раздражающей, но я должен предупредить заранее: слишком упорствуя в расследовании дела мисс Уайтфилд вы рискуете раз и навсегда утратить связи - профессиональные и дружеские - с вашим нынешним окружением, что, впрочем, не отрицает вероятности, так сказать, на правах компенсации обрасти новыми связями взамен. У меня есть основания полагать, детектив Джек Дениел, Аманду Уайтфилд убил не совсем человек. Вернее совсем нечеловек. И я сейчас, надо думать, говорю не о вирусе или биологическом оружии.
«Не спрашивай, что страна может дать тебе, - говорил когда-то иллюзорный лидер иллюзорной нации. - Спроси себя, что ты можешь дать стране». Абаддон не мог сказать с точностью, какой срок жизни Господь отмерил Соединенным Штатам Америки, зато детективу Джеку Дениелу до пенсии оставалось порядка двадцати лет. На подвиги хватало и меньшего.

— Духи, детектив Дениел, - без тени улыбки произнес Абаддон. Взгляд оставался предельно ясным, спокойным, уверенным - такой взгляд свойственен пожилому ментору, объясняющему ученикам тысячекратно повторенный им самим урок. Скучный и в общем-то доступный даже самому скудному уму материал. Еще скучнее таблицы умножения. - В исламе это - джинны, ифриты, созданные Аллахом из чистого пламени приспешники Иблиса-Сатаны; это мазиким, злонравные проказники dibbuk min ha-hizonim - «диббуки из страны демонов» в иудаизме; это прекрасно известные христианам демоны и бесы - ангелы, искусившиеся злым языком Люцифера и вместе с ним низвергнутые Господом в преисподнюю; это плотоядные ракшасы в индуизме и буддизме. Имя им легион. На мой вкус, если вам интересно, детектив, ближе других к истинной природе корыстных духов подобрались синтоисты. Вы знаете, в синтоизме, как, впрочем, в исламе, нет понятия peccatum originale, vitium originis - первородный грех. Согласно синто душа человека есть благо. По природе своей человек безгрешен; безгрешен, окружающий его мир, - мир ками. Меж тем, зло существует - зло, привнесенное извне. Коварные созданья магацухи - посланники иных миров, чудовищно изобретательные, изобретательно жестокие в своем ненасытном стремлении безвинную, безгрешную по природе своей душу людскую изгадить и извратить - именно они в ответе за все человеческие грехи.
На миг Абаддон зажмурился.
— Сказать по чести, это не совсем правда - люди отнюдь не безгрешны... тем не менее, тем не менее, без дела магацухи не сидят и, должен признать, в профессиональной среде добились определенного успеха. Прошу прощения, детектив. Лизз, - Абаддон нажал кнопку селектора. Танада Рюдзи был старомоден, Азраэль тоже. - В ближайшие полчаса меня не беспокоить. Большое спасибо.
Так вот, детектив, духи существуют. Существуют ангелы, существуют демоны и существует нечто среднее - недоброе и незлое; нечто проклинающее наш с вами мир и всех его обитателей просто потому, что уже не может быть частью нашего с вами мира, но и сил перебраться в мир иной - худший или лучший, не мне судить и не нам с вами, - лишено. Что-то из этого - магацухи, бес, демон, dibbuk min ha-hizonim - могло убить Аманду Уайтфилд. Почему? Потому что она тоже не была человеком, обыкновенным человеком. Как и я.
Ни во взгляде, ни в голосе Абаддона ничего не изменилось. Очень скоро, буквально через мгновение детективу Джеку Дениелу предстояло грандиознейшее событие - пережить сам мир. Старый, добрый мир, где даже избранные представители избранной американской нации знали, причем знали получше других, что такое «эффект замещения» и как важно вовремя «переадресовать реакции», тем самым сберегая в сохранности, во-первых, собственную репутацию; во-вторых, иногда и чью-то жизнь - именно поэтому маленькие мальчики и девочки из Бангладеша, без устали тестирующие революционные средства от недержания для избранной нации, обязательно получали за свои труды награду - пару долларов или хотя бы цент. Если старую иллюзию не заменить новой иллюзией - человек погиб.
Абаддон откашлялся. Два крыла - черные, в тон волосам директора карфагенской телекомпании с едва заметной серебристо-стальной проседью - маховыми перьями уткнулись в потолок, пошатнули стеллажи с документами и все равно не могли найти достаточного пространства, чтобы расправиться, предстать во всем великолепии на суд простого детектива убойного отдела Джека Дениела.
Черно-серое перо одиноко спланировало на столешницу и упало в пепельницу. Забытый торопливым курильщиком Танада Рюдзи окурок «Кэмэла» давно перестал дымить.
Абаддон с тоской проследил весь путь пера до пепельницы и перевел взгляд. На детектива Джека Дениэла. Основания для предположения мистера Танады ярко блестели на солнце. Не одно основание, целых два.
— Хм, должно быть, организму не хватает кальция. Чаю не желаете, детектив?

— Джек, надеюсь, позволите называть вас так? Надеюсь, позволите. Джек, я похож на детектива? - с тихим шорохом Абаддон сложил крылья за спиной. Маховые перья  - жесткие, но гибкие - сплошным веером покрыли пол со стороны директора карфагенской телекомпании. На каждом сгибе - теперь ничто не мешало рассмотреть крылья в деталях - имелось по искривленному роговому отростку, когтю или шипу. К «ангельскому» облику Абаддон подходил со всей ответственностью. Помнил и знал: никогда не выпадет вторая оказия создать первое впечатление. Эту мысль - правильную и светлую - в свое время Азраэль внушил одному писателю, с тех пор писатель процветал.
— При всей очевидности сходства с героями ваших комиксов, никакого причастия к деятельности местных органов правопорядка я не имею и не имел. Вам ли не знать, детектив, преступления совершаются главным образом из корысти, мести, ревности, хулиганских и сексуальных побуждений. Рейтинг - да позволено мне будет так выразиться - мотивов возглавляют самоутверждение и защитная мотивация. Облегчая задачу, скажу сразу: хулиганство и похоть отметаем; отметаем ревность. Остаются месть, корысть, защитная мотивация и потребность в самоутверждении. Аманда Уайтфилд была особенной девочкой. Она обладала даром; даром от Господа, который я помог ей раскрыть и который, собственно, помогал развить. На дальнейшие вопросы отвечу в порядке очереди. Очередь такова: ваш вопрос - мой ответ. Что касается расследования, детектив Джек Дениел, - это всецело ваша компетенция. Добавлю одно: помогать обязуюсь во всем. Конечно, по мере сил.
Сцепив пальцы в замок, Танада Рюдзи внимательно изучал лицо детектива Джека Дениела. Противоестественно холодная реакция настораживала. Последний, кто принял откровение Абаддон с таким же завидным мужеством, сейчас пачкал штаны и простыни в дорогом, почти «фешенебельном», но как ни крути - пансионате для душевнобольных. Даже Абаддон, первородный архангел Господень, ответив на молчаливый зов о помощи алкоголика Танады Рюдзи, увидев себя в зеркале, не мог сдержать возгласа:
— Ну надо же - я азиат!
Удивление - самая что ни есть адекватная реакция и человека, и ангела. «Удивление, - мог сказать Абаддон. - Вот, что помогает нам чувствовать себя живыми среди живых». Не сказал.
— Детектив, вы оскорбляете мои лучшие чувства, - выгнул брови Танада Рюдзи, демонстрируя редкое для чистокровного японца двойное веко. - Этот мир - такой же мой, как и ваш. И мой он гораздо-гораздо дольше вашего. Начнем с того, что я присутствовал при его сотворении. Ваш вид развивался на моих глазах. А хочу я немногого - исполнить свой долг перед Господом. Не позволить вам обратить Его творение в пепел и прах. Я не ангел, не демон, я - не нечто среднее. Я - архангел Азраэль. Для ангелов, демонов и чего-то среднего - знаменитость вроде ваших Бенджамина Франклина или Авраама Линкольна. С похожей целью и миссией - не дать вам, людям, друг друга перебить. На худой конец не всем, не всех и не сразу.
Солнце скрылось за облаком. Абаддон позволил себе улыбнуться в очередной раз.
— Не хотите чаю, могу предложить кофе, виски, коньяк. Можно совместить.

— Джек, моей благодарности не будет границ, называй вы меня «Рэй». Просто «Рэй». Или «Рюдзи» - это имя, пусть не слишком привычное американскому слуху. Понимаете, Джек, «архангел» - это отсылка к моему виду и профессии. В небесной канцелярии понятия «вид» и «профессия» - почти синонимы. Собственно, по аналогии - вам едва ли понравится, начни я обращаться к вам «Разумный Детектив-Человек». То-то и оно. И меня радует, радует искренне оперативность, с которой мы достигли согласия. Что до вопросов, советую быть очень осторожным и очень избирательным: не все ответы придутся вам по вкусу, как не на все вопросы я сочту целесообразным дать ответ.
Состояние детектива по-прежнему настораживало. Если Аманда Уайтфилд - мир ее праху - почти не удивилась факту собственной богоизбранности; не удивилась не столько в силу принадлежности к априори богоизбранной нации; сколько в силу возраста - в конце концов Аманада Уайтфилд была двадцатилетней девочкой, а разница между двадцатилетней и двенадцатилетней девочкой заключалась в том, что двадцатилетней девочке в отличие от двенадцатилетней девочки было что (помимо ваты) положить в экспроприированный у подружки или матери корсет, - из этого не выходило, что и у других в присутствии ангела удивляться и быть удивленным не было и не могло быть причин. Джек Дениел не был двадцатилетней девочкой. Напротив, Джек Дениел достиг того возраста, когда человек не то чтобы перестает верить в чудеса; он достиг того возраста, когда человек учится не доверять чудесам и крайне удивляется, когда чудо не выказывает ни попытки, ни желания а) убить тебя; б) что чаще и вероятнее - провернуть с твоим участием некий противоестественный коммерческий акт. Видимо, Джек Дениел был очень благородным человеком. Феноменального благородства, - усмехнулся про себя Абаддон, - Разумный Детектив-Человек. И, кажется, он говорил о политике.
— Конгресс? - Абаддон нахмурился. - Как и большинство ваших государственных органов, Конгресс - ни разу не орган правления, Конгресс, как и большинство ваших государственных органов, - самый натуральный орган выделения. Безусловно важный, но пока недостаточно развитый, чтобы научиться гадить если не под себя, то хотя бы не против ветра. Увы, заседая в Конгрессе, обыкновенным людям я ничем помочь не смогу. Как и необыкновенным. Потому что на эволюцию любого органа требуется не одна тысяча лет, - с мелодичным шорохом Абаддон повел крыльями. - Карфаген? Карфаген - хороший город с приятными людьми. Я люблю хорошие города и приятную компанию. Это у нас с Танадой общее. Рюдзи - обыкновенный человек. Родился, вырос, бездарно и бессмысленно искалечил собственную жизнь. А у моего племени, детектив, врожденная слабость - мы не можем пройти мимо искалеченной судьбы. Искалеченную судьбу - наш Долг перед Господом - выправить и исцелить. Она жив, Танада-сан, и сейчас он - часть моей личности, как и я - часть его. Мы - практически единое целое. К слову, ваша стойкость восхищает Рюдзи. Ему в свое время не садиться пьяным за руль смекалки не хватило. Значит, кофе, - резюмировал Абаддон. - Вы какой предпочитаете: с сахаром, без сахара, с молоком, сливками? Лизз, мой секретарь, в деле приготовления кофе величайший спец.
И пока не забыл, Джек, система Барнарда абсолютно необитаема. Я проверял.

— Джек, Джек, Джек, - сокрушенно покачал головой Азраэль. - Давайте начистоту. Вы здесь потому, что ваше присутствие мне не обременительно. Пока не обременительно. На моей родине, на родине Рюдзи-сана, крайне бережно чтут законы гостеприимства. Высокопоставленный гость; гость, наделенный властью, - честь для хозяина дома. Высокопоставленного гостя требуется уважить и удовлетворить. Задача, прямо скажем, не всегда легкая. О чем знает и о чем помнит сам высокопоставленный гость. А еще, хочется верить, ценит хозяйское гостеприимство, радушие и труд. Поэтому уважающий себя гость, невзирая на свою высокопоставленность, невзирая на положение в обществе никогда не позволит себе копошиться в поисках дна в чужом сундучке с рисом или требовать сверх представленных на столе блюд. Даже если очень хочется. Вы - мой гость, детектив Дениел. Вы получите ту правду и теми порциями, которую я смогу и захочу вам предложить. Законы гостеприимства, ничего не поделаешь. Две чашки черного, Лизз, пожалуйста. И еще раз спасибо.
Солнце окончательно спряталось за облаком. Кожей шеи Абаддон почувствовал легкий ветерок. Ветер трепал перья и волосы - обнажал скрытое: седины оказалось много - и в перьях, и в волосах.
— Прошу меня простить, Джек, не в обиду сказано, вы понятия не имеете о справедливости. Настоящей справедливости. Чтоб быть справедливым возмездье могло, лишь злом воздавать подобает за зло. Абулькасима Фирдоуси, персидский поэт XI века. Умнейший был муж, очень талантливый. И мудрый. «Лишь злом воздавать подобает за зло», - повторил Абаддон чуть нараспев. Как всякий японец, Танада Рюдзи имел хорошо поставленный голос и весьма недурно разбирался в музыке. - Говоря о справедливости, вы не задали мне главный вопрос - а не была ли смерть Аманды Уайтфилд тем самым воздаянием за зло? Ведь могла быть, верно? Могла. Однако, спешу сообщить, - нет. Не была. Ее дар заключался в умении отделять зерна от плевел - правду от лжи. Абсолютно невинный дар. Поверьте мне. Абсолютно невинный дар, не представляющий никакой угрозы для «противоположной мне части». Хотя противоположных мне частей в этом мире как раз-таки и нет. Как, впрочем, нет, не было, не могло быть и не будет баланса. Скажите, Джек, вы часом не планируете в ближайшее время защелкнуть на мне наручники? Нет, вероятно, не планируете. И совершенно правильно. Мои крылья салон вашего автомобиля не вместит.
Вздохнув, Абаддон внимательно всмотрелся в глаза детектива Дениела.
— Поймите меня правильно, не сочтите мой тон оскорбительным. При всем моем стремлении помочь вашему расследованию, предельно откровенным я быть не могу. Не могу потому, что не в последнюю очередь беспокоюсь за вашу жизнь. А моя предельная откровенность может поставить под угрозу не только вашу жизнь, но и сохранность вашего разума. Что, согласитесь, очень и очень важно.
В кабинет вошла Лизз. Красивая, стройная рыжеволосая девушка. И замерла на пороге.
— Мистер Танада, - улыбнулась она. - Вы ведь помните...
— Да, Лизз. Кофе, пожалуйста.
Абаддон помнил. Помнил, чем закончилась прошлая демонстрация истинной сущности Азраэля простому смертному - Аманде Уайтфилд. На следующий день в студии, где проходила демонстрации сущности, проходила еще и запись репортажа с зоозащитниками, которые углядев на полу несколько перьев, едва было не обвинили телекомпанию в жестоком обращении с животными. Точнее, конечно, с птицами.
— Мы все за что-то в ответе, детектив. И за всех, к кому имеем непосредственное отношение.

— Внимание, Джек, шутка, - Азраэль прочистил горло; ветер трепал перья и волосы, обдавал шею приятным холодком. - Что общего между пингвином, страусом и ангелом? Ответ: все трое не прочь распушить перышки перед дамочкой, а вот подкатить яйца может только один из них. Смешная на самом деле шутка, детектив Дениел. Даже очень.
Лизз улыбнулась уголками губ, тряхнула огненно-рыжей шевелюрой, мол, все так - очень смешная шутка, - и покинула кабинет начальника.
— Вы, Джек, не верно трактуете мои слова. Вы, Джек, изначально выбрали неверную тактику. Я не подозреваемый, не обвиняемый, и я не преступник. И вы, детектив Джек Дениел, здесь и сейчас не детектив. Здесь и сейчас, недетектив Джек Дениел, вы человек, которому только предстоит познать, насколько - видит Бог - удивителен, бесконечно удивителен и удивительно бесконечен наш мир. Вы, недектив Джек Дениел, новорожденный. А новорожденным положено кричать. Если новорожденный тих и апатичен, как вы, доктор имеет полное право новорожденного шлепнуть - раз, два или три, тем самым спасая ему жизнь. Это очень скверный симптом, Джек, скверный симптом даже то, что вы сейчас не бьетесь в истерике. Потому что страх, Джек, удивление и недоверие - это естественно. И потому что человек, лишенный способности испытывать страх, удивляться и не доверять, человек больной. Пугающе нездоров такой человек, пугающе нездорова его психика. Но сочтемся на том, что удивиться, испугаться и пострадать сомнениями вам только-только предстоит. И очень прошу вас, Джек Дениел, не повторяйте каждую мою фразу. Об ответственности, как и о справедливости, вы толком не знаете ничего. Не в обиду сказано. Ничего личного. Таков ваш вид.
Улыбнувшись детективу, Абаддон поднялся на ноги. Перья по-прежнему тихо шелестели на ветру и очень красиво переливались от иссиня-черного к серебристо-белому.
— Остальное, что я сочту нужным, я расскажу вам по пути. Воспользуемся моим автомобилем. Путешествие нам предстоит недолгое, зато любопытное. Смею надеяться и предполагать.
Достав из верхнего ящика стола черные очки, Рюдзи аккуратно протер их салфеточкой.
— Идемте, детектив. И помните: лучшая защита - стратегия, не допускающая нападения.
Абаддон продолжал улыбаться. Отнюдь не все телевизионщики любили сверкать на камеру. Рэй Танада относился к тем, кто не любил, что однако не мешало ему прекрасно держаться в кадре.
Последнее, о чем подумал Абаддон перед тем, как открыть дверь детективу Джеку Дениелу, это о том, что, пожалуй, детективу Джеку Дениелу не стоит просматривать запись, сделанную в кабинете директора карфагенской телекомпании, в присутствии коллег. В частности потому, что в голопопых детишках 3-4 лет в костюмах херувимчиков, водящих хороводы вокруг мексиканского кактуса, opuntia ficus-indica, под мелодию Babymetall есть что-то такое будоражащее, почти противозаконное.
— Допивайте кофе, - тихо добавил Азраэль. - Я вас не тороплю.
Запись шла. Абаддон ждал. Плясали на записи детектива Джека Дениела голопопые херувимчики под экстравагантно шокирующий японский металл.